1

     Надо или не надо изучать православие в школе? А если надо, то с каких позиций? Рассмотрим, что говорят по этому поводу иерархи Русской православной церкви.

     Позиция Церкви более или менее едина. Одни священники высказываются более мягко, другие более радикально, но все они убеждены, что “Основы православной культуры” преподавать в школе надо, и аргументы в пользу этого приводят одни и те же. Все говорят о критическом состоянии нашей нравственности, о том, что без православия Россия будет обречена на моральную деградацию и даже на потерю суверенитета. Так что речь, по их словам, идёт, не больше не меньше, о спасении народа.

     К сожалению, главный смысл этих аргументов – не в словах, а в том, что стоит за словами. Риторика священников во многом строится на приёмах психологического убеждения; они больше апеллируют к подсознанию читателя, чем к рациональному восприятию. В качестве примера процитирую слова митрополита Курского Ювеналия:

     “…Самая важная задача, которая стоит сегодня перед нами, – это нравственное и духовное спасение наших детей, которое возможно только в лоне Православной Церкви, а дети наши нравственно и духовно больны…”

     Из доклад архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия:

     “Утрата стержневой роли традиционной религии, изменение понимания сути духовности… приводят к возникновению кризисных явлений в духовно-нравственной сфере. Внерелигиозный контекст не дает возможности четкого различения понятий добра и зла, правды, достоинства, долга, чести, совести; искажает и подменяет традиционные представления о человеке и смысле жизни. В связи с этим, в современной культуре изменяется традиционное понимание нравственности…”

     А вот что говорит протоиерей Борис Балашов:

     “Именно Православие поддерживает сейчас в российских людях духовную традицию и является объединяющей силой не только для русского, но и многих других народов, населяющих Россию. Именно Православие явилось той культурообразующей и государствообразующей силой, которая сформировала систему духовно-нравственных ценностей в Российском государстве, в обществе, в семье…”

2

     Православные публицисты буквально заваливают читателя словами “культурное достояние”, “религиозная традиция”, “патриотические чувства”, “государствообразующая конфессия”, “духовно-нравственное воспитание”, и прочая, и прочая. В результате у читателя создаётся впечатление, будто все эти вещи образуют единое целое. А говоря о детской преступности, наркомании, беспризорности, они без колебаний увязывают все эти явления с “нехваткой” православия. Вот что говорит Патриарх Алексий II:

     “Наш народ по-прежнему страдает от моральной и мировоззренческой опустошенности. Разве случайно, что почти два миллиона детей оказались выброшенными на улицу, не ходят в школу! А сколько юных душ приобщилось к алкоголю, наркотикам, разврату, с ранних лет познало душевную горечь! Разве уже не ясно, что на путях сугубо человеческих выхода нет и не будет, что ничего доброго не получится без обращения к Богу…
     Равнодушие к духовно-нравственному состоянию общества сегодня поистине преступно. И каждому придется сделать выбор. Чему служить – добру или злу? Богу или маммоне? Своему Отечеству и народу или же сиюминутной выгоде, тщеславию и эгоизму?
     Если мы хотим, чтобы у нас было достойное будущее, необходимо вернуться к тому, чем жил наш народ тысячу лет, усвоить душой высокие и светлые идеалы добра, красоты, любви к людям и к Отечеству, нестяжания, самоотречения, подвижничества…
     Думается, что пора распространить опыт преподавания “Основ православной культуры” на все государственные школы России”.

     Нам предлагают такую картину мира, в которой культура, традиция, нравственность, православие и государство сводятся в некое неразделимое единство, пронизанное светом духовности. А за пределами этого единства бушуют разврат, насилие, предательство, деградация и гибель.

4

     Обратите внимание, что такая вещь, как свобода, в этой картине мира либо совсем не упоминается, либо приписывается к “области зла”. Вот как это сделано у протоиерея Бориса Балашова:

     “В современном религиозно-индифферентном обществе потребления, где возрождается неоязычество, расцветают новомодные деструктивные секты и культы, процветает так называемая свобода (а вернее – вседозволенность), разрушается сам институт семьи…”

     У некоторых публицистов такое чёрно-белое мировоззрение приводит к поиску “врагов” – врагов культуры, нравственности, самой России, наконец…
     Вот как видит эту ситуацию радиостанция “Радонеж”:

     “Дорогие братия и сестры!
     Введение в школьную программу курса “Основы православной культуры” встретило яростное сопротивление со стороны сил, враждебных Русской государственности, Русскому народу и Русской Православной Церкви.
     Это те же силы, которые финансируют международный терроризм. Они подкупают СМИ, продажных политиков и чиновников.
     …Сейчас Русской Православной Церкви необходима ваша поддержка. Если мы этого не добьемся сейчас, возможно, никогда уже больше мы не сможем отстоять основы нашей национальной культуры, основы нашей веры и отеческих традиций.”

5

     Трудно сказать, что это: намеренная “психологическая обработка” читателя или добросовестное заблуждение. Иными словами, верят ли сами священники в ту картину мира, в которую предлагают поверить нам. Отчасти, наверное, верят – одни больше, другие меньше.

     Ясно одно: картина эта весьма далека от реальности. Все мы хорошо знаем, что самая чистая, самая возвышенная нравственность вполне может сочетаться у человека с полнейшим неверием в Бога, и наоборот: самые чёрные дела могут твориться “во имя Господа и именем Его”. Мы также знаем, что государство – как административный механизм – вполне может работать без всякой религиозной поддержки, без всякой опоры на авторитет церкви. И вряд ли нам стоит видеть за каждым кустом агентов Мирового Зла, ополчившегося против России; да и сам принцип мировоззрения, при котором весь мир делится на “область добра” и “область зла”, представляется мне глубоко ошибочным.

6

     Теперь давайте рассмотрим такой вопрос: в чём, по мысли наших оппонентов, должно состоять назначение “Основ православной культуры”.

     Здесь позиции православных иерархов неожиданно разошлись. Одни священники утверждают, что этот предмет – культурологический, и его назначение – в том, чтобы давать ученику знания о культуре. Другие говорят, что это предмет, формирующий мировоззрение – то есть, можно сказать, идеологический. Третьи – что воспитательный.

     Интересную позицию по этому вопросу занимает Патриарх. В одном из своих интервью он говорит:

     “Преподавание Основ православной культуры в нашей стране не станет обучением религии… Основы православной культуры – предмет скорее культурологический, и его преподавание – лишь реализация права будущего гражданина и просто образованного человека получить необходимые знания о духовном, историческом и культурном достоянии родной страны”.

     Однако в другом интервью Патриарх говорит нечто иное:

     “Пока в подавляющем большинстве школ безальтернативно предлагают образование, основанное на материалистическом мировоззрении, исключающем религию. Надеюсь, что вскоре такому подходу будет предложена альтернатива…”

     Понятно, что культурологическое знание и мировоззрение – вещи разные. Выходит, Патриарх сами себе противоречит.

     Однако все представители Церкви сходятся в том, что “Основы православной культуры” – это предмет воспитательный. Об этом говорят и Патриарх, и митрополит Ювеналий, и протоиерей Евгений Шестун, и архиепископ Викентий, и многие другие.

7

     Неожиданное расхождение во мнениях мы видим и по другому вопросу: насколько добровольным предполагается сделать изучение православия в школе.

     С одной стороны, Патриарх Алексий II, митрополит Кирилл Гундяев, протоиерей Всеволод Чаплин повторяют и подчёркивают, что “Основы православной культуры” должны быть для школьников сугубо добровольным предметом.

     С другой стороны, из слов митрополита Ювеналия и о. Евгения Шестуна явно следует, что для них введение в школьную программу “Основ православной культуры” есть лишь первый шаг, за которым должны последовать другие. Вот что пишет по этому поводу отец Евгений:

     “Преподавание всех предметов следует основывать на христианском мировоззрении… Материалистический, рациональный взгляд на людей выводит человека только на плотский уровень жизни, на уровень “общества потребления”…
     Христианская точка зрения является традиционной для нашего народа. Если подходы к изучению явлений противоречат Христианскому мировоззрению – это может восприниматься верующими людьми как оскорбление их религиозных чувств”.

     А вот что говорит владыка Ювеналий:

     “Мы должны, просто обязаны восстановить традиционную систему православного просвещения, систему, выстроенную на основе нашей православной веры, православной культуры, наших исторических и национальных ценностей. Это означает, что мы ни в коей мере не должны свести всё дело к преподаванию одного предмета – Основ православной культуры. Православное начало должно стать определяющим началом жизни нашей школы…”

     Косвенно с этой позицией соглашается и Патриарх, предлагая “создать единую систему духовно-нравственного воспитания от детского сада до университета”.

8

     Всё это приводит меня к выводу, что введение в школьную программу “Основ православной культуры” как добровольного предмета действительно является для Церкви лишь первым шагом. А потом Церковь намерена закрепиться в школе гораздо серьёзнее. Просто одни священники говорят об этом открыто, а другие предпочитают умалчивать.

     Этим же объясняется такая разница во взглядах на педагогическую роль “Основ православной культуры”. На самом деле это разница не столько во взглядах, сколько в выборе аргументов – а он зависит от запросов аудитории. Устами разных своих представителей Церковь говорит людям то, что они в данный момент хотят услышать.

     В разговоре с явно светскими журналистами Церковь старается показать, что “Основы православной культуры” – это культурологический курс. В разговоре с государственными чиновниками оказывается, что этот предмет – идеологический, поскольку он формирует патриотические чувства. А в разговоре с обычными людьми на первый план выходит воспитательная сторона. По-моему, такой стиль полемики не делает чести Православной церкви.

9

     Так что всё-таки стоит за словами? В чём конечная цель той риторики, которую используют наши оппоненты?

     Спор о преподавании православия в школе идёт на фоне другого спора – гораздо более старого и принципиального. Я имею в виду спор между двумя мироощущениями, между двумя психологическими предпочтениями. Это спор между свободой и несвободой.

     В душе у каждого человека есть желание быть свободным; и в душе у каждого человека есть желание не быть свободным. Оба этих желания совершенно естественны для человеческой натуры, и большинство людей обычно колеблются между ними, поддаваясь попеременно то одному, то другому.

     Даже самый свободолюбивый человек временами замечает, что свобода – это тяжкая ноша. Обычно это чувство возникает в те моменты, когда человеку грозит опасность или ему нужно делать трудный выбор. И тогда ему хочется отдать кому-нибудь “излишек” своей свободы, ощутить себя частицей множества, почувствовать себя защищённым, сильным и правым. Наконец, просто увидеть, что ему не нужно ничего решать, потому что за него всё решили общество, государство, Бог или Традиция.

     Именно к желанию несвободы апеллируют иерархи Церкви в нашем споре. Вот как описывает свой идеал о. Евгений Шестун:

     “Быть русским значит быть жителем не только великой России, но и Святой Руси. А для этого необходимы особые качества, а точнее – добродетели, которые присущи православной традиции…
     Послушание – одна из основных добродетелей, без которой все в семейной, социальной и государственной жизни разрушается.
     Если глава семьи, муж, не слушает Бога, не живет по Его законам, если жена не почитает и не слушает мужа – два непослушных человека не могут вырастить послушное чадо. В этом кроется причина разрушения семей…
     Вырастая, непослушные дети превращаются в непослушных граждан. Они не способны почитать авторитет власти и мудрость закона. Непослушные граждане, преступая закон и вступая в конфликт с властью, становятся преступниками”…

10

     Поиски врага – тоже характерный признак психологии несвободы. Многие наши оппоненты (к счастью, не все) видят мир как поле битвы, где русскому народу противостоят полчища врагов под предводительством самого Сатаны. Вот как описывает это архиепископ Тверской и Кашинский Виктор Олейник в своём докладе “Нашествие бесовщины”:

     “Просторы России, несметные богатства её земли по-прежнему не дают покоя алчным западным прагматикам. И цель их остается прежней, уничтожение России, – но основные усилия русоненавистников переносятся сегодня в нематериальную сферу. Главным объектом их приложения становится духовность нашего народа.
     Все попытки прийти к нам с мечом завершались тем, что незваные пришельцы от меча и погибали… Они наконец поняли, что для победы над Россией надо вытравить из народа русский дух, разрушить российскую духовность. Недруги наши, уразумев, из какого источника Россия черпает силу, свои усилия сосредоточили на разрушении российской духовности.
     Происходит тотальное нашествие бесов, духовная оккупация… Главным оружием оккупации стала пресловутая “свобода слова”, она же “гласность”…
     Итак, перед Россией два пути: пойти ли к возрождению ее духовных, нравственных, культурных и исторических ценностей или дать увлечь себя мутному потоку антипатриотизма, антигражданственности, антидуховности…”

     Всем нам свойственно делить людей на своих и чужих. И архиепископ Виктор – сознательно или нет – играет на этом чувстве, одновременно стараясь максимально его обострить. Он говорит: все, кто не с нами, против нас; они враги наши, они бесы!

     Поскольку “бесы” того и гляди нас погубят, нам предлагается срочно объединиться в борьбе против них. Объединяться следует, понятное дело, вокруг любимых лидеров – духовных и светских.

11

     Большинство людей, хотя и чувствуют временами потребность в несвободе, всё же не находятся у этого чувства в постоянном плену. Поэтому священники, как видим, не просто взывают к нему, но и стремятся подкрепить его иными доводами. Они склоняют нас к желанию несвободы, опираясь на наше чувство справедливости, на чувство любви к прошлому, на чувство национальной гордости, наконец. Они стремятся создать в нашем сознании картину прекрасного, доброго, справедливого мира, основанного на несвободе – как отец Евгений. Либо призывают пожертвовать свободой ради борьбы с врагом – как отец Виктор. Они творят миф.

     Характерно, что все эти психологические приёмы обращены не к оппонентам, а к аудитории. Это естественно: оппоненты имеют твёрдые убеждения, которые трудно оспорить. А слушатели, возможно, колеблются, и их легче будет соблазнить мифологическими образами.

     Впрочем, и сам я, говоря всё это, не пытаюсь переубедить отца Евгения или отца Виктора. Я тоже обращаюсь к аудитории…

12

     Кроме того, в речах священников постоянно упоминается государство. Государство как добрая сила, как высшая ценность. Это тоже весьма характерно: психология несвободы предполагает преклонение перед всякой властью – как религиозной, так и светской. И та модель идеального общества, на которую ссылается Евгений Шестун, как раз и представляет собой неразделимое единство государства и Церкви.

     Однако этот упор на патриотическую и “державную” риторику становится особенно явным, когда её адресатами оказываются не простые прихожане, а высокопоставленные государственные чиновники. Для них слова про “государствообразующую религию”, “патриотическое воспитание” и т.д. – это не только выражение идеологической близости, но и вполне конкретное приглашение к сотрудничеству, к взаимной поддержке.

     Наблюдая российскую жизнь в последние годы, можно сказать, что государство принимает это приглашение. Вот что говорил президент Путин на встрече с Патриархом Алексием II и участниками Архиерейского Собора 6 октября 2004 года:

     “Сразу же скажу, что считаю такой прямой и постоянный диалог высших руководителей государства и Церкви исключительно полезным…
     Хочу выразить надежду на то, что Русская Православная Церковь и государство Российское бок о бок, вместе, прикладывая свои общие усилия, будут решать проблемы, стоящие перед нашим многонациональным народом. Еще раз большое Вам спасибо за Ваше служение российскому народу. Бог вам в помощь!”

13

     Надо сказать, что большинство чиновников – хорошие дипломаты. Они стараются говорить обтекаемо, неопределённо, чтобы в случае чего можно было сделать вид, будто ничего и не говорили.

     Вот как высказывался в течение трёх последних лет министр образования Владимир Филиппов. (В данный момент он уже не является министром, но все слова, которые я сейчас процитирую, он произнёс, работая в этой должности.) В январе 2002 года, выступая на Х Рождественских чтениях, В. Филиппов сказал:

     “И Церковь, и государство осознают сегодня, что задачи просвещения и духовно-нравственного воспитания должны пронизывать и подчинять себе всю нашу образовательную систему.
     Мы не должны и не будем слепо копировать какие-то западные модели образования. Мы должны сохранить основы, принципы фундаментальности и духовности нашего образования. Нельзя разрушить многовековых, благотворных традиций отечественной школы, сложившейся в том числе, и даже во многом под благотворным влиянием Русской Православной Церкви…”

     Удивительно, как точно министр образования воспроизводит ту же картину мира, которую мы видели у многих священников:

     “Мы на горьком опыте убедились, что без духовно-нравственной составляющей образования и всей общественной жизни разрушается государство, останавливается экономика, гибнет культура, вырождается наука. Как оказалось, без духовности прекращается прогресс, становятся бесполезными самые глубокие научные знания, самые новейшие технологии… Мы обязаны сделать все необходимое, чтобы в нашей школе был обеспечен приоритет воспитания, чтобы образование молодежи всегда опиралось на развитие ее добродетелей и созидательных качеств. Неоценимое значение в этом играет тесное взаимодействие с Русской Православной Церковью, которое мы намерены и впредь всемерно укреплять”.

14

     Вскоре появился учебник Аллы Бородиной. Православная церковь (в лице Московского Патриархата) официально его одобрила и рекомендовала в качестве главного учебного пособия по курсу “Основ православной культуры”. Было очевидно, что этот учебник – и есть плод совместных усилий государства и Церкви, о которых говорил Владимир Филиппов.

     Впрочем, министр вел себя очень осторожно: то поддерживал учебник Бородиной, то отступал в сторону, показывая свою непредвзятость.

     В январе 2004 года В. Филиппов снова пришёл на Рождественские чтения (двенадцатые) и снова заявил, что государство должно сотрудничать с Церковью в области образования:

     “Мы должны продолжать линию на практическую реализацию доступности предмета основ православной культуры для российских школьников… Более того, мы должны теперь уже совместно продумывать, как в школе опираться на основы православной культуры не только с познавательной стороны, но и с позиций доведения до учителей и учащихся истинных православных ценностей…”

     А 10 февраля, выступая в прямом эфире радиостанции “Эхо Москвы”, министр Филиппов сказал:

     “Предмет “Основы православной культуры” может вводиться в школах только факультативно, только Советом школы, только с согласия родителей… Регион не имеет права приказать вводить для всех школ страны основы православной культуры”. Школа сама решает. Более того, решив это, школа дает право каждому ребенку посещать или не посещать, по его выбору, этот факультатив, и непременно с согласия родителей”.

     Вряд ли министр Филиппов так часто меняет своё мнение. И, с формальной точки зрения, он действительно ни разу не сказал напрямую, что в школах надо в обязательном порядке вводить “Основы православной культуры”. Просто он хорошо знает, что для чиновников устные намёки начальства значат гораздо больше, чем официальные приказы, которые издаются только для того, чтобы успокоить общественное мнение. Владимир Михайлович знал, что подчинённые поймут его “правильно”, и он не ошибся: его действительно поняли “правильно”.

15

     Такое же символическое значение имеют и постоянные визиты Президента, депутатов Думы, губернаторов или мэров на всяческие церковные мероприятия. В последнее время ни одно такое событие не обходится без их участия. Вот что сообщают об этом газеты и информационные агентства:

     “10 октября 2004 года в селе Конецдворье Приморского района Архангельской области состоялось освящение восстановленного деревянного храма во имя святителя Николая Чудотворца.
     В событии принимали участие епископ Архангельский и Холмогорский Тихон, духовенство епархии, губернатор Архангельской области Николай Киселев, глава Центризбиркома Александр Вешняков (уроженец села Конецдворье), депутат Государственной Думы Валерий Мальчихин, члены Совета Федерации от Архангельской области Юрий Сивков и Александр Тищенко, аудитор Счетной палаты Александр Пискунов (экс-депутат Госдумы), председатель Фонда “Дети Севера” Алексей Баринов, президент фонда архитектурного наследия имени преподобного Андрея Рублева Вячеслав Киселев, ректор ПГУ Владимир Булатов. Для участия в тожествах в село прибыли многочисленные паломники из близлежащих населенных пунктов, Архангельска и Северодвинска.
     Губернатор Архангельской области Николай Киселев сказал: “Я уверен, что усилиями многих из нас будут возрождаться храмы…” Губернатор отметил, что Архангельску давно нужен кафедральный собор, и в ближайшее время будет сформирован попечительский совет по созданию главного храма епархии”.

(Архангельский епархиальный вестник, октябрь 2004 г. По материалам ИА “Русский Север”, газеты “Архангельск”, пресс-службы Архангельской епархии.)

     Или другой пример:

     “22 января 2003 в Московском Гостином дворе состоялась торжественная церемония открытия выставок “Православная Русь” и “Санкт-Петербург. 300 лет духовной истории”.
Выставки проводятся по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, являющегося также Председателем Попечительского совета выставки “Православная Русь”. Оргкомитет возглавляет председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл.
     В торжественной церемонии участвовали заместитель Председателя Правительства Российской Федерации В.И. Матвиенко, Секретарь Совета Безопасности Российской Федерации В.Б. Рушайло, министр промышленности, науки и технологий Российской Федерации И.И. Клебанов, губернатор Санкт-Петербурга В.А. Яковлев, другие представители федеральной законодательной и исполнительной властей России, органов власти Москвы и Санкт-Петербурга, видные общественные деятели. <…>
     Руководитель Администрации Президента РФ А.С. Волошин направил устроителям и организаторам выставок <…> приветственное послание.
     Святейший Патриарх Алексий, заместитель Председателя Правительства России В.И. Матвиенко и губернатор Санкт-Петербурга В.А. Яковлев торжественно перерезали красную ленточку”.

(Служба коммуникации Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии)

16

     Довольно часто губернаторы, не ограничиваясь такой поддержкой Церкви, берутся вместе с нею насаждать православие в школах своего региона. Вот как это происходит на Ставрополье:

     “Обязательное преподавание в школах Основ Православия считает радикальным методом борьбы с духовным обнищанием, наркоманией и другими пороками епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан… По словам епископа, достигнута договоренность с министерством образования Ставропольского края о введении с 1 сентября в школах края преподавания Основ православной культуры”.

(ИТАР-ТАСС)

     А так – в Белгородской области:

     “…Сегодня в здании социально-теологического факультета БелГУ <…> состоялась Коллегия Управления образования и науки Белгородской области и Белгородской и Старооскольской епархии…
     На повестку дня было вынесено несколько вопросов, касающихся совместной деятельности педагогов и священнослужителей в сфере духовного и нравственного воспитания подрастающего поколения.
     В работе коллегии приняли участие губернатор Белгородской области Евгений Степанович Савченко, владыка Белгородский и Старооскольский Иоанн, благочинные, специалисты системы образования. Вёл заседание коллегии начальник областного управления образования и науки Станислав Петрович Тимофеев.
     Как сказал в своём докладе С.П. Тимофеев, <…> нельзя забывать, что основой русской культуры издавна является Православие. Понимая это, Управление образования тесно сотрудничает с Белгородско-Старооскольской Епархией и ищет оптимальные пути для введения во всех школах области предметов религиоведческой направленности. В школах Чернянского, Алексеевского, Краснояружского и других районов такие предметы уже включены в учебную программу, кроме того, в Белгородской области работают центры православия для детей и их родителей…
     Из 3606 начальных классов, существующих в области, основы православия преподаются в 1259. Для того чтобы таких классов было больше, нужны квалифицированные кадры…
     В своём выступлении губернатор области Е.С. Савченко отметил, что от того воспитания, которое получит каждый ребёнок, сейчас зависит то, кто придёт в область завтра, каким будет наше будущее. Хотелось бы, чтобы подрастающее поколение сформировалось как верное русским и православным традициям. Евгений Степанович рассказал о том, что недавно у него на приёме был директор одной из школ Алексеевского района, который просил губернатора помочь в ремонте и восстановлении храма. В разговоре выяснилось, что немногие дети бывают в храме. Между директором школы и губернатором области была достигнута такая договорённость: Евгений Степанович помогает восстановить храм, а директор школы обязуется построить школьный день так, чтобы он начинался с небольшого молебна, на котором присутствовали бы и учителя, и ученики…
     Также Евгений Степанович рассказал о том, что между ним и владыкой Иоанном была достигнута договорённость о том, что каждый из священников области должен стать штатным школьным педагогом. Руководство области готово помочь в обеспечении средств, утверждении ставок для этих преподавателей…
     В завершении своего выступления Евгений Степанович предложил создать на всех уровнях власти советы, в которые входили бы как представители светской власти, так и представители духовенства…”

(Специально для ИА “Бел.Ру”, Юлия Беспалько. 16.11.2004.)

17

     Итак, мировоззрение у Церкви и государства во многом схожее. И поводы к сотрудничеству у них тоже есть. Государство не любит политическую свободу – Церковь не любит свободу нравов. Государство стремится упрочить свою политическую власть – Церковь стремится упрочить свою власть над умами.

     Способы их сотрудничества хорошо известны по мировой и отечественной истории. Церковь, пользуясь своим авторитетом среди верующих, призывает их поддерживать государственную власть. Во времена царей это была прямая поддержка конкретного правителя: “Государь у нас помазанник Божий – никогда он быть неправым не может”. Но в наши дни чаще используется другой способ, более тонкий и потому более действенный: поддержка государства как такового. Распространение мысли, что власть всегда права, ибо “нет власти, аще не от Бога”.

     Именно это мы сейчас и видим. Обратите внимание, насколько точно риторика чиновников совпадают с риторикой священников. Это совпадение не только в словах, но и в психологических приёмах, рассчитанных на слушателя. Государство и Церковь в один голос дают понять, что они – единственные источники “порядка” в мире хаоса, и что без их совместного мудрого руководства мы и шагу ступить не сможем.

     Государство же, в ответ на идеологическую поддержку со стороны Церкви, помогает ей различными законодательными и административными мерами: от предоставления налоговых льгот и всяческих имущественных “подарков” до принудительного насаждения религии среди граждан. В конце концов, государство и Церковь могут просто слиться воедино, образовав теократию (уверен, что у нас до этого не дойдёт).

18

     Примечательно, что Православная церковь, требуя для себя привилегированного статуса, готова признать такой же статус за некоторыми другими “традиционными” конфессиями: исламом, иудаизмом, буддизмом. Вот что говорит об этом Патриарх:

     “В местах компактно проживающего неправославного населения вместо курса православной культуры или параллельно с ним по желанию учащихся и их родителей может преподаваться аналогичная дисциплина на основе любого из традиционных для России вероисповеданий”.

     А эти конфессии, в свою очередь, готовы поддержать идею Церкви о преподавании в школах “Основ православной культуры”. Об этом было заявлено, в частности, в январе 2004 года на пресс-конференции Межрелигиозного совета, в который входят лидеры всех четырёх конфессий.

     Понятно, что иерархи вовсе не хотят ссориться друг с другом. При этом они хорошо понимают, что не составляют друг другу конкуренции в борьбе за души верующих, поскольку в нашей стране выбор человеком религии в значительной степени предопределён его национальностью. Русский в поисках веры придёт в церковь, татарин – в мечеть, еврей – в синагогу, а бурят – в буддийский храм. А вот “нетрадиционные” религии действительно могут составить конкуренцию православию, хотя эта конкуренция, по-моему, несколько преувеличена.

     В результате Православная церковь, борясь с “нетрадиционными” конфессиями, с “традиционными” предпочитает сотрудничать. В первую очередь это, конечно, относится к исламу. Ислам, после православия, – вторая конфессия по численности верующих. Кроме того, ислам и православие – единственные конфессии, последователи которых на определённых территориях России составляют религиозное большинство.

     Надо сказать, что когда Церковь говорит об “сектантской опасности”, то я во многом готов с нею согласиться. Особенно если речь идёт о проникновении религиозных или квазирелигиозных учений в школу. Очевидно, что оккультизму, “Белому братству” или саентологии в школе не место. Однако наши оппоненты представляют дело так, как будто единственной альтернативой этим учениям являются “традиционные” религии. Фактически нам предлагают выбирать между православием (исламом) и “сектантством” – не допуская мысли, можно отказаться и от того, и от другого и воспитывать детей в рамках светской культуры.

19

     Пожалуй, мне следует сказать несколько слов в защиту оппонентов из числа священников. Как вы помните, я сказал, что Церковь стремится упрочить свою власть над умами. Значит ли это, что ими движет одно только властолюбие?

     Конечно, нет. С одной стороны, ощущение своей власти над умами, чувство, что вы говорите от лица Бога, – приятное чувство. Даже если человек его в себе не осознаёт. Оно наверняка знакомо каждому священнику; впрочем, каждому учителю тоже. Да и сам я иногда его испытываю – вот хотя бы в данный момент, когда пишу эту статью…

     С другой стороны, у наших оппонентов наверняка есть и более возвышенные мотивы для отстаивания своей позиции. Многие священники (я не сомневаюсь в этом) совершенно искренне хотят помочь людям, спасти их души, поделиться с ними той истиной, которую обрели сами – разумеется, в соответствии с собственным видением истины. Более того: один и тот же человек вполне может руководствоваться одновременно и честолюбивыми мотивами, и соображениями альтруизма; зачастую он просто не отделяет одно от другого.

     Всё это в гораздо меньшей степени относится к высокопоставленным чиновникам, в искренность которых я, признаться, слабо верю.

20

     Вернёмся к той идеологической позиции, которую занимают представители Церкви и государственной власти. Судя по их словам, им (приблизительно в равной степени) свойственно одно и то же отношение к народу: как к неразумному стаду, которое надо пасти. Воспитывать, оберегать от соблазнов, учить нравственности… В роли пастырей эти люди, разумеется, видят себя. Вот как об этом говорит Алексий II:

     “Церковь и государство могут и должны <…> объединить свои усилия в области духовно-нравственного воспитания подрастающего поколения. К этому нас обязывает христианский и общественный долг”.

     Но хочет ли народ, чтобы его “пасли”?

     Некоторые люди – определённо хотят. Прежде всего, те, кто постоянно ходит в церковь. Но таких людей в России немного. Они составляют меньшинство даже среди верующих. Большинство же, хоть и верят в Бога, но в личной жизни руководствуются своим умом и своей совестью. И ещё меньше людей хотят, чтобы их душами занималось государство: у государства другие функции, более приземлённые.

     И, наконец, главное. Когда человек действительно хочет получить пастырское наставление, он просто приходит в храм. Для этого ему не нужны ни уроки православия в школе, ни цензура на телевидении. Он ведь просит наставления для себя, а не для соседа. Что касается детей, то для них на этот случай существуют воскресные и просто религиозные школы. Но то, что предлагает нам сейчас Церковь, – это попытка “пасти” весь народ целиком: и тех, кто хочет этого, и тех, кто не хочет. Иными словами, государство и Церковь претендуют на роль, которая им не свойственна и о которой их не просят.

21

     Так что мы можем возразить на доводы наших оппонентов?

     Поскольку мы имеем дело с мифотворчеством, вольным или невольным, то противопоставить ему можно только одно – здравый смысл. Как правило, мифы бывают устроены довольно просто и рассчитаны на тех, кто “сам обманываться рад”. Вдумчивого, критического взгляда они не выдерживают.

     Если помните, в начале статьи я цитировал обращение радиостанции “Радонеж”. В нём говорилось, что противники курса “Основы православной культуры” финансируют международный терроризм и подкупают журналистов. Авторы, вероятно, думали, что этот пассаж придаст всему обращению больше убедительности. И я не сомневаюсь, что среди радиослушателей нашлись те, кто именно так его и воспринял: как лишнее доказательство авторской правоты. Но если смотреть на эти слова хотя бы с каплей здравого смысла, то они, наоборот, становятся доказательством того, что радио “Радонеж” своих слушателей обманывает.

22

     Ещё я говорил о желании свободы и желании несвободы, которые живут в душе человека. Есть люди, у которых желание несвободы заметно преобладает, которые всерьёз тяготятся своей свободой. Этих людей переубеждать бессмысленно и, пожалуй, не нужно: таково их мироощущение, и они имеют на него право. Но и мы, со своей стороны, не можем допустить, чтобы, опираясь на мнение этих людей, нам всем навязывали несвободу.

     Однако большинство людей, к счастью, всё же свою свободу ценят и не хотят отказываться от неё. И если они иногда соблазняются образами Святой Руси, нарисованными отцами Церкви, то лишь потому, что их привлекает идея справедливой, доброй и безопасной жизни, которая там якобы протекает.

     Вот таким людям можно объяснить, что отказ от свободы никакой доброты, справедливости и безопасности не даёт. Пускай они представят себе тюрьму, армию, детский дом. Пускай они представят себе любое место, где у человека нет свободы. Разве в этих местах безопасно? Разве там царят добро и справедливость? Разве власть в этих местах принадлежит самым честным и мудрым? Ничего подобного! Там возникает жёсткая иерархическая система, построенная на взаимном подавлении, а к власти приходят негодяи – поскольку люди, не имеющие свободы, не могут поставить им заслон.

     Существует мнение, что государство, ограничивая свободу граждан, начинает эффективнее заботиться об их благе. Это неправда. Посудите сами: зачем государству о нас заботиться, если оно от нас никак не зависит, а мы от него зависим полностью? Наоборот, государство в такой ситуации начинает рассуждать, как Иван Грозный: “Мы жаловать своих холопов вольны, а и казнить вольны же”.

     Так что единственная награда, которую мы действительно приобретаем, отказываясь от свободы, – это возможность не принимать решений. Больше мы не получаем ничего, а теряем очень многое. И, главное, мы теряем возможность “отыграть назад”. Отдать свою свободу легко – вернуть её обратно куда труднее…

23

      То же самое можно сказать и о чувстве национальной, религиозной и любой другой розни, на котором играют некоторые наши оппоненты. Вместе с легендой о Святой Руси, это чувство неизбежно вытекает из того “чёрно-белого” мировоззрения, которое они нам предлагают.

     Мне приходилось даже от людей вполне порядочных слышать такие предложения: “Нам сейчас очень нужно объединиться, почувствовать себя друзьями. Давайте для э того найдём себе общего врага!”

      Бывает ли, что общий враг делает нас ближе друг к другу? Да, бывает – в тех редких случаях, когда враг реален, и угроза очевидна. То есть когда нам говорят правду. Если же враг выдуман, то происходит нечто противоположное. Рассмотрим апокалиптическую картину, нарисованную владыкой Виктором:

     “Происходит тотальное нашествие бесов, духовная оккупация, когда оккупант неосязаем, когда он проникает в душу каждого…”

     Что остаётся делать людям, если враг неосязаем? Подозревать друг друга.

     Всеобщая нетерпимость, не имея реального выхода, проникает в отношения между “своими”; люди становятся агрессивными, им везде мерещатся предатели… Какое уж тут объединение!

     Единственные, кто действительно получает в такой ситуации всеобщую поддержку, – это лидеры. Поэтому они, как правило, заинтересованы в нетерпимости и иногда намеренно её провоцируют.

24

     Есть ещё одно чувство, на котором нас часто ловят: это любовь к прошлому. Это интересное чувство, и его стоит рассмотреть подробнее.

     Читая тексты православных священников, мы постоянно видим ссылки на некий “золотой век русской истории”, когда народ чтил Христовы заповеди, люди были смиренными, добрыми и целомудренными, а цари – так и вовсе святыми. В эти времена нам сейчас предлагают вернуться, хотя бы отчасти. Вот что говорит Патриарх Алексий II:

     “…Нам не стоит пренебрегать мудрым достоянием предков, создавших великую страну и великую культуру… Нужно, чтобы представления о святости воистину назидали людей, особенно детей и юношество. Нам надобно предлагать им реальные примеры нравственного совершенства, достигнутого в борьбе с грехом.”

     А “Общество возрождения отечественных традиций” пишет:

     “Наш народ черпает свои силы в той тысячелетней традиции, которую святой благоверный князь Владимир <…> принес на Русь и которую чтить нам заповедали наши отцы и деды. Эта традиция всегда была в России на страже правды, доброты, чести, верности своему Отечеству…”

     Не нужно быть историком, чтобы понимать, что никакого “золотого века” в русской истории не было – да и в зарубежной тоже. Но образы прошлого, тем не менее, завораживают… почему? Почему прошлое кажется нам интереснее, красивее, романтичнее настоящего?

     Вероятно, потому, что прошлое нам уже ничем не грозит. Нам не нужно давать ему нравственную оценку, не нужно примерять на себя те исторические события и те общественные отношения, которые стоят за прекрасными образами прошлого. Поэтому мы вольны воспринимать их с чисто эстетической стороны.

     Но в том-то и дело, что возврат к “золотому веку”, о котором говорит Церковь, – это не возврат к образам. Это возврат к тому самому, на что мы предпочитаем не смотреть: к общественным отношениям. Вспомните тот идеал, о котором тоскует Евгений Шестун: общество поголовного послушания. Это типичное патриархальное общество, существовавшее в России до середины 19 века – со всеми своими “прелестями”. Разумеется, я не подозреваю иерархов Церкви в намерениях возродить в России крепостное право, телесные наказания или принудительную выдачу девушек замуж. Их цель скромнее, но в то же время и масштабнее: возродить в наших умах психологию несвободы.

     К счастью, мы вполне можем научиться совмещать любовь к прошлому с трезвым взглядом на него. Рациональные знания и художественные образы могут мирно уживаться в нашем сознании, не заслоняя и не подменяя друг друга.

25

     Более того – здравый смысл и внутренняя свобода вполне могут сочетаться у нас с верой в Бога. Я знаю людей, которые, будучи верующими, остаются при этом людьми свободными и мыслящими. Так что я вовсе не против религии как таковой.

     Но тот вариант православия, который нам сейчас предлагает (и отчасти навязывает) Церковь, уводит нас в дебри мифа. В параллельный мир, населённый добрыми царями и злыми безбожниками, послушными праведниками и непослушными грешниками. В мир, где все мы – лишь неразумные дети перед лицом Традиции, Государства и Церкви…

26

     Впрочем, я, кажется, слишком увлёкся теоретическими рассуждениями. Давайте вернёмся к “Основам православной культуры” и попробуем оценить: что может дать ученику этот предмет.

     В начале статьи я выделил три аспекта этого предмета: культурологический, воспитательный, идеологический. Предлагаю рассмотреть каждый из них.

     Как источник культурологических знаний “Основы православной культуры” могут быть для ученика довольно ценными. Однако те же знания ученик может получить и из других предметов: из истории, “Мировой художественной культуры” или, наконец, из того самого “Религиоведения”, которое так не нравится Патриарху Алексию и митрополиту Кириллу. Возможно, эти предметы следует изучать более глубоко; но никаких радикальных преимуществ перед ними “Основы православной культуры” не имеют.

     Второй довод наших оппонентов (если сформулировать его без лишней патетики) состоит в том, что детям недостаёт нравственного воспитания, и что именно религия лучше всего может восполнить этот пробел. Рассмотрим, что “Основы православной культуры” могут дать в качестве воспитательного предмета.

     Ситуация здесь примерно та же, что и с культурологией. Наше отношение к православному воспитанию зависит, главным образом, от того, что является ему альтернативой. Занимаются ли ребёнком в семье; есть ли вообще у него семья; какое воспитание, помимо религиозного, может предложить ему школа.

     Несомненно, дать ребёнку православное воспитание – лучше, чем не дать никакого. И лучше, чем дать, например, оккультное или саентологическое. Но если сравнивать между собой православные воспитательные программы – и качественные светские, то разница между ними будет невелика.

     Сами по себе принципы религиозной морали мало отличаются от принципов морали светской; это признают и многие священники. Более того, психологи утверждают, что элементарные представления о добре и зле, о “правильном” и “неправильном” поведении свойственны человеку изначально – это называется “врождённой моралью”. И задача любых нравственных доктрин состоит лишь в том, чтобы развить эти врождённые задатки, закрепить их в повседневном поведении.

     В этом отношении главное преимущество религиозной морали состоит в том, что она подкрепляет свои принципы авторитетом Бога, и это делает их более “обоснованными”. Но это преимущество становится заметным только в самых тяжёлых случаях, когда человек – в силу разных причин – не воспринимает обычной морали. Иными словами, если у человека отсутствует внутренний нравственный закон, то ему может отчасти помочь закон внешний, Божий.

     Но и в этих случаях не стоит переоценивать значение религиозной морали. Как мы знаем из истории, больших препятствий на пути человеческих пороков она не создаёт.

27

     Хуже того – иногда она сама становится проводником злобы, ненависти, ограниченности. При этом опора на авторитет Бога, которая недавно помогала человеку подниматься вверх, начинает толкать его вниз.

     Здесь мы перешли к третьему аспекту “Основ православной культуры” – идеологическому. Именно идеологическая сторона этого предмета вызывает у меня наибольшие возражения.

     Наши оппоненты любят говорить, что российская культура и российское сознание всегда базировались на православии. Об этом можно долго спорить, но чем бы не кончился спор, практического значения он иметь не будет. Потому что история в данном случае ничего не доказывает.

     Мы ведь имеем дело не с “православием вообще”, а с конкретной Церковью и конкретными священниками. И поскольку именно Церковь продвигает “Основы православной культуры” в школу, то ясно, что мировоззрение Церкви будет очень сильно влиять на идеологическое содержание этого предмета. А её нынешнее мировоззрение мне совсем не нравится…

     Ещё больше мне не нравится, что заодно с Церковью действует государственная власть, и священники с чиновниками уже вместе пытаются нас “пасти”.

     Всё это наглядно подтверждается их же собственными словами. Мы видели, какими способами наши оппоненты ведут полемику, на какие чувства они опираются. Так вот – те же самые люди, которые соблазняют нас образами Святой Руси и запугивают картинами Апокалипсиса, – они же и будут создавать учебники. И вся их нетерпимость и внутренняя несвобода, всё их мифотворчество и начальстволюбие неизбежно в эти учебники попадут.

     И это – нехорошо.